Ломоносов выдержал паузу. Дождался тишины.
– А вот сюда не изволите ли взглянуть, – и он указал на трубу, что была у него в руках. – Что тут выгравировано-то? – он опять оглядел всех присутствующих. – Ночезрительная! Английская работа.
Зал охнул.
– Три года понадобилось, чтоб вы сегодня сделали вывод о невозможности существования этого прибора. Вы о русской трубе – ох! – он раскинул руки и приоткрыл рот. – А перед английским стёклышком – ух?! – руки Ломоносова сложились, словно в молитве.
Зал взорвался.
– Но я не о том сегодня! – Ломоносов призвал к тишине. – Дело тут о предательстве интересов Российской науки! Так кто? – Ломоносов оглянулся и посмотрел на висевший меж окон портрет Императора Петра Великого. И сразу, повернувшись всей своей огромной фигурой, вопрошал теперь словно от имени Государя: – Кто чертежи увёл? Сами ведь видеть изволите, что один в один с моей трубой.
(Ч.6, гл.12. Чтоб завтра всё заново, с чистого листа… Июнь 1759 г.)